Надо стараться все делать хорошо:
плохо оно само получится.
Андрей Миронов
За период работы на стройке я почти полностью подзабыл математику, и потому нужно было выбирать нематематический вуз. Остановился я на медицинском, лечебном факультете, хотя особого призвания (оно появилось позднее) в то время не чувствовал. Поступил, хотя конкурс был немалым. Выяснилось, что многое нужно зубрить. На первом курсе много раз безуспешно сдавал зачет по остеологии (по костям), в которых каждый бугорок, каждая неровность, каждое отверстие, каждая выемка или бороздка имели свое название по латыни. Мы же тогда не понимали, что это места прикрепления конкретных мышц и связок, прохождения определенных сосудов и нервов, и потому нужно было именно зубрить. Наконец мне надоело, я забрал домой все мелкие косточки и мог потом описать каждую с закрытыми глазами. Примерно то же самое было с фармакологией, поскольку нужно было зубрить все препараты, виды их применения и дозы. А когда я окончил институт, некоторые из них уже не применялись, и мне было жаль затраченного времени. Вот если бы нас учили клинически мыслить и тому, какие группы препаратов (а не только их конкретные наименования) следует применять в том или ином случае, мы бы были лучше подготовлены к самостоятельной деятельности. Это нужно учитывать и при нынешнем обучении студентов-медиков. Медицина развивается, появляются новые возможности, технологии и препараты, но основные клинические постулаты меняются не так интенсивно. Мне нравилась латынь (я приобрел даже дополнительную литературу), и до сих пор помню много выражений и поговорок. Конечно, раньше не только латынь, но греческий и другие иностранные языки изучали по-настоящему в гимназиях, так, чтобы на них можно было читать, писать и изъясняться, о чем я мог судить на примере своей бабушки. На латинском языке знал множество пословиц, поговорок и выражений, которые мне помогали (в случае необходимости) проникать в рестораны и отели города. Идешь мимо швейцара и сыплешь поговорками: «Gutta cavat lapidem, non vi sed saepe cadendo» (некоторое видоизменение из «Послания с Понта» римского поэта Публия Овидия Назона), «Morbinon eloquentia, sed remedius curantur (Авл Корнелий Цельс), Homo sum, humani nihil a me alienum puto (драматург Публий Теренций Афер), Non est medicina sine lingua latina и т.д. Помню броскую и справедливую надпись по латыни на нашем анатомическом театре: Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae (воспроизвожу по памяти), которая в переводе звучит красиво: «Это место, где смерть помогает жизни!».
Учился легко. Практиковались на трупах, препарируя их в соответствии с темой занятий. Проблемы возникли позже. Непросто все у меня складывалось на кафедре микробиологии. Заведовал кафедрой профессор С. Дьяченко, западенец, говорящий только на западно-украинском языке, который меня несколько раз вызывал к себе из-за пропусков и отработок, но я был занят. Зная отношение к себе, перед экзаменом я в библиотеке КПСС (аналог московской Ленинки) знакомился с первоисточниками, но успел подготовиться только по половине материала. На экзамене я шел последним, и вся группа осталась ждать, ведь я мог получить от двойки до пятерки. А заведующий кафедрой, после того как я блестяще ответил на первые два вопроса и что-то промямлил по остальным, стал мне рассказывать, что недавно из Москвы он привез всего Хэмингуэя и спросил, что я читаю. Я ответил, что в последнее время читаю только микробиологию, на что он расхохотался и поставил четверку.
Но самые крупные проблемы возникли, как ни странно, с английским языком. Нужно было факультативно готовить к сдаче десятки тысяч знаков, и все нормальные студенты постепенно их сдавали. Я же решил сдать их сразу, в один присест. Ближе к экзаменам подготовился и сдал. Но преподаватель по фамилии Кроцевич (по прозвищу Мочеточник, с узким и сморщенно-печеным лицом) заявил, что решил у меня принимать только по 5 тыс. И за оставшиеся до экзаменов дни принял у меня всего 35 тыс., половину из положенного. У нас на курсе был мастак по подделыванию подписей, и мне он сделал справку о зачете по английскому языку. К экзаменам меня допустили, но я из-за ежедневных поездок для сдачи тысяч не успел к ним как следует подготовиться. Открыл толстенный учебник по патологической физиологии и успел прочитать только названия глав. Вел группу у нас аспирант третьего года обучения. Он попросил группу прийти пораньше, ибо академик, принимающий экзамен, должен был куда-то уехать. Мы пришли, и нормальные студенты выбирали себе один из двух-трех экзаменационных билетов. Я же перебрал все и остановился на том, о чем я что-то когда-то и где-то слышал. Потом аспирант подходил к каждому, интересуясь, что из четырех вопросов неясно. Мне же он ответил на все четыре вопроса. Я добросовестно все записал. Прибыл академик, начал принимать, но все время поглядывал на часы. Потом попросил аспиранта помочь ему в приеме экзамена. Я быстренько собрал свои записки и сел к аспиранту, повторив слово в слово его слова, поскольку ничего другого вспомнить не мог.